На днях ему исполнится 82. Но стареть ему совсем не хочется. Почти каждый день сочиняет стихи. В увесистой тетради со стихами натыкаюсь на строки:

Не зовите меня старым,

Я прошу вас с чувством, с жаром.

Старый — значит, чуть живой,

Я ж всего лишь пожилой.

С ворчливыми, попусту тратящими время людьми ему не по пути. Каждое утро, прежде чем встать с постели, занимается гимнастикой. Затем протягивает руку к стоящей слева стопке книг, часа полтора читает. Не бывает ни дня без чтения. И ни одной не интересующей его темы. Здесь собрания сочинений Махтумкули разных годов, Пушкин и предшествующие ему поэты, Омар Хайям, Кемине, Магрупы, Стендаль, Сологуб, Набоков, Ключевский… воспоминания о Глинке, Бахе, Моцарте… А ещё словари Даля, Ожегова, словари туркменского языка. Причём лишь прочтением книги он не довольствуется. Снова и снова возвращается к прочитанному. Делает заметки. К стихотворению приписывает перевод — пригодится тому, кто будет читать после. Перевёл на русский язык «Вкуснее есть, что сам взрастил» Каюма Тангрыкулиева.

Говорит: «Перевод развивает знание языка». Окончил русскую школу, оттого читал, в основном, только по-русски. Жалеет, что родной язык знает лишь поверхностно. Шутит, что не владеющий родным языком человек попадает в ад, а ему хотелось бы попасть в рай. Лучше поздно, чем никогда — и вот он с усердием читает произведения на туркменском.

— Многие не могут спать в комнате с книгами. Говорят, книги давят. На вас не давят окружающие вас многотомники?

— Наоборот, я не могу спать без книг. Они ведь мои верные друзья.

— Книжные полки прогнулись от тяжести…

— Ну и пусть. Пусть выдерживают. Я и сам начал прогибаться…

— Каково примерное количество книг в вашей личной библиотеке?

— Не считал, если честно. Наверное, порядка четырёх-пяти тысяч. Вчера сосед узнал, что кто-то продаёт книги дома, позвал с собой. Не поленились, пошли. Хозяин дома подарил мне четыре книги об искусстве.

— Портреты, натюрморты на стенах — плоды вашей деятельности?

— Естественно. В девяностых годах я стал членом Союза художников Туркменистана. К моему восьмидесятилетию Союзом была организована выставка моих работ. Они и раньше устраивали мои выставки. В прошлом году в новогоднюю ночь я даже выступал с поздравительной речью на телеканале «Мирас».

— Как насчёт кувшинов, что стоят на шкафу?

— Тоже мои работы.

— Есть хоть что-то, что бы вас не интересовало?

— Ремесло плеч не тяготит. Я как-то сосчитал виды своей деятельности — их оказалось свыше десятка. Записал их все в блокнот. Послушайте, прочту свои заметки:

1) певец (после окончания вокального отделения Бакинской государственной консерватории в 1962 году, я работал сначала в Театре оперы и балета, затем в филармонии, потом в радиокомитете. В театре оперы я был первым туркменом с низким голосом);
2) педагог (несколько лет преподавал в Туркменской национальной консерватории. До сих пор не оставляю педагогической деятельности. Чуть ли не каждый день дом полон людей. Приходят и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины — всех желающих поставить голос и дыхание я обучаю итальянским методом бельканто);
3) режиссёр (я занимался постановкой «Севильского цирюльника» и «Цыганского барона» в театре);
4) композитор (мои романсы на слова Махтумкули, Гараджаоглана, Кемине дважды были изданы в сборниках);
5) поэт (вот уже 30 лет я пишу стихи);
6) переводчик (раньше, чтобы песни были понятны и для представителей других национальностей, от певцов требовалось исполнение как на туркменском, так и на русском языках. Наряду со своими песнями, я перевёл с туркменского на русский многие песни из репертуара Медениет Шахбердыевой, Мурата Садыкова, Риммы Розыевой. Они вошли в мои сборники);
7) музыкант (во время гастролей я сам аккомпанировал себе на гитаре. Не оставляю гитару и теперь. Она основной источник моего дохода);
8) художник (я уже упоминал, что люблю рисовать. Моими учителями были братья Чары и Аман Амангельдыевы, в изобразительном искусстве следующие неизменному пути. Своим духовным наставником я считаю голландского художника Винсента ван Гога);
9) фотограф (запечатлеть деятелей культуры и искусства в различные моменты я считал своим долгом, и вместе с тем получал от этого огромное удовольствие. Вот в этом вековом резном шкафу, доставшемся мне от тестя, стоит 50 папок со специальными пометками на обложках. В них фотографии, хранящие неповторимые моменты);
10) корреспондент (когда я работал в редакциях газет «Туркменская искра» и «Вечерний Ашхабад», вместе с моими статьями печатались и мои авторские снимки);
11) пчеловод (в 1985 — 1989 годах увлекался медосбором. У меня была пасека с 60 ульями);
12) архивист (об этом роде деятельности напомнили вы. Я бережно храню ценную информацию, связанную с прошлым. Привожу в порядок старые или рвущиеся бумаги. Они ведь понадобятся будущим поколениям. Вы можете узнать у меня всё о любом деятеле прошлого столетия, вплоть до домашнего адреса или телефонного номера…).

Да, в его двухкомнатной квартире осталось лишь немного места хозяину для сна, всё остальное заставлено книгами, портретами, гончарными изделиями, другими ценными принадлежностями и инструментами. Да ещё и два пианино!

— Моя средняя дочь Лейли хватается за голову: «Папа, как мне потом быть со всеми этими книгами и бумагами?». Для всех для них найдётся место. Я собирал всё это для нашего народа, для потомков. Иногда задумываюсь: неужели я не мог жить спокойно, как все, заниматься одним делом? Почему я такой? Ответ нахожу в своём имени. Имя даётся человеку не просто так. Имя — отражение судьбы. Зачастую имя отражает характер, поступки, привычки человека. И мне дали такое имя не зря.

Дивана[1] в доме появился…

Конечно же вы слышали строки:

Дивана в доме появился,

Беды все отвёл с порога.

Дайте диване напиться

С черношерстного бурдюка.

Я тот самый одержимый — дивана. Говорят, имя Мурат[2] Диванаев пришлось мне как нельзя кстати. Стоит мне только что-либо затеять, лишь мысль придёт в голову — всё, нет мне покоя, пока не сделаю задуманное. Учёбу в Консерватории я совмещал с работой в Бакинском театре оперы и балета. Работая в театре бок о бок с гордостью азербайджанского народа Муртузой (Бюльбюлем его прозвал народ за приятный голос) Мамедовым (отцом певца Полата Бюльбюль-оглы, к числу наград и званий которого прибавилось и звание Народного артиста Туркменистана), я с усердием учился у маэстро тонкостям певческого искусства. На протяжении четырёх лет он практиковался в Италии, где овладел совершенным, самым тонким и нежным, самым красивым способом пения — бельканто. Научившись у наставника этой технике пения, вот уже четверть века я обучаю ей своих учеников. Многие из них стали неплохими певцами в странах Европы и Азии. Только в нашей стране число моих учеников превышает сотню. Я не только учу их петь, правильно дышать, но вместе с тем и рассказываю им о прошлом и настоящем мирового искусства. Искусство ведь не из тех направлений, что возникает изолированно и живёт самостоятельно. Моя дверь всегда открыта для желающих учиться.

Если посмотреть со стороны, то покажется, что за свою жизнь я перебрал множество профессий. На самом деле, у всех у них одно начало. Мудрецы считали пение истоком искусства. Появляясь на свет, человек не плачет, а поёт. Первый крик новорождённого — признак его радости бытия. Почему меня привлекла живопись? Как сказал немецкий поэт Симонид Кеосский: «Живопись — немая музыка, а поэзия — украшение её жизни». Или возьмём Вильгельма Шиллинга. Он понимал архитектуру как застывшую музыку. Считал искусство высшей степенью понимания мира. Поэтому почти всё, чем я занимался, имеет общие корни.

Наказ «Акджа кепдери» «Кейпим кёку»

Я только окончил первый курс консерватории, часто бывал на прослушиваниях. Композитор Дангатар Овезов, обратив внимание на мой низкий голос (в вокальном искусстве его называют бас-баритоном), черты характера и поведения, заявил: «У тебя редкий голос. Я хочу написать для тебя песню». И написал музыку на сатирическое стихотворение трудившегося в радиокомитете поэта Баба Джапарова «Кейпим кёк». «Песня пограничника» тоже вышла из-под пера Дангатара ага. За короткий промежуток времени «Кейпим кёк» стала популярна в народе. Она сразу же понравилась всем. Даже на самом незначительном торжестве меня просили её спеть.

В столичной средней школе №6 я учился в одном классе с певцом Муратом Садыковым, одним из основоположников туркменской эстрады, основателем ансамбля «Гунеш». Изо всех красивых песен Мурата народу больше полюбилась «Акджа кепдери». Когда мы вместе выходили куда-то, скажем, на базар, люди говорили: «Вон идут «Акджа кепдери» и «Кейпим кёк». У меня было много ролей в Театре оперы и балета: Шавелет или Шаапбас в «Шасенем и Гарипе», Новфул в «Лейли и Меджнуне», Гарабатыр в «Зохре и Тахире», дон Бартоло в «Севильском цирюльнике», я участвовал и в других спектаклях. Но меня по-прежнему называли «Кейпим кёк». Из всех сыгранных мною героев мне ближе по духу Шавелет. Это человек, ведущий борьбу за своё счастье. Я крайне горд, что мне довелось работать с такими акулами туркменского искусства, как Мухтар Масумов, Гурбан Ризаев, Сулейман Мамедов, Медениет Шахбердыева, Аннагуль Аннакулиева, Мая Кулиева, Хыдыр Аллануров, Владимир Сапегин. Я многому научился у них.

Мы были неразлучны с моим тёзкой и другом Муратом Садыковым до конца его дней. Будучи тяжело больным, он попросил позвать меня. Я пришёл. Он уже не вставал с постели, у бедняги не было сил даже говорить. Он лишь крепко сжал кулак, поднял его и посмотрел на меня, словно просил: «Оставайся таким до конца, будь верен своим жизненным принципам». Этот наказ я прочёл в его потухших глазах. Пусть искусного певца уже нет среди нас — он будет жив вечно. Его необыкновенный, красивый голос внёс свой вклад в туркменское эстрадное искусство, его самоотверженный труд остался гордым воспоминанием в памяти народа.

Мне посчастливилось познакомиться, есть хлеб-соль со многими великими личностями. Я усердно собрал их мысли обо мне — получился целый том, внушительная книга пожеланий. В ней разместились записи известных литераторов, артистов, художников, и даже многих популярных личностей бывшего Советского Союза. Думаю, человеку не нужно других почестей, кроме этих приятных, тёплых слов. Каждый раз, когда беру её в руки, чувствую себя немного счастливее. Прочту вам одну запись: «Правда. Справедливость. Совестливость. Эти священные понятия прошли красной нитью через всю твою жизнь и творчество. Конечно, это далось тебе нелегко. Но разве всё лучшее может быть простым? Всё самое хорошее всегда достаётся с трудом. Мурат, друг, желаю тебе достигнуть своей цели! Керим Гурбаннепесов».

У меня часто спрашивают, каковы мои жизненные принципы. Тогда я открываю тетрадь со своими стихотворениями, и декламирую эти строки:

Мне не дано скучать,

Я не могу сидеть без дела.

Друзей любить и привечать —

Я предан этому всецело.

Характер у меня не вспыльчивый. Я люблю пошутить, посмеяться. Живу с понятием: «Если есть чувство юмора, значит, ты ещё не умер». Лишь бы не было поводов не смеяться.

— Оперные певцы уделяют особое внимание диете. Какую диету соблюдаете вы?

— Очень строгую. Здоровье во многом зависит от пищи. Будешь здоровее всех, если контролировать себя, питаться только полезными продуктами в правильном количестве. Разве мало таких, кто на ночь переедает мясное и жирное, а потом не может спать спокойно по ночам и страдает то от одного, то от другого? Рыбу или мясо следует есть поутру, чтобы за день они успели перевариться. Больше есть молочные продукты. Каждый день нужно употреблять больше продуктов, богатых белками и углеводами. А вечером следует ограничиться овощами и фруктами, лёгкими салатами.

— Обратила внимание, вы и читаете без очков.

— Раньше надевал очки, когда смотрел телевизор. Кто-то сказал мне, что черника улучшает зрение. Налёг на чернику — и, в самом деле, забросил очки.

— А зубы у вас не болят, или вы пользуетесь протезами?

— Да что ты! Протезами я начну пользоваться не раньше ста лет. Да, у меня есть и вставные зубы, и больные, но всё же необходимости в полном переходе на искусственные зубы я пока не чувствую.

Сон

Однажды во сне султан Сельджук сказал мне: «Я даю тебе свой возраст — ты проживёшь 106 лет».  Мне показалось этого мало, я спросил: «Почему ты не одаришь меня возрастом Гёроглы?». На что султан ответил: «Ты и за это время многое успеешь свершить», и скрылся из глаз.

Отец Полата Бюльбюль-оглы как-то, давая мне назидания, сказал: «Если ты будешь честно служить искусству, народ превознесёт тебя до небес. Бог одарил тебя необыкновенным голосом. Благодаря ему ты достигнешь больших высот в своей стране». Мне уже за 80, и, кажется, я так и не смог достичь тех высот, о которых говорил маэстро.

Заключение

Не недооценивает ли себя мастер? Разве может допустить промах в оценке таланта такой великий человек, как Бюльбюль Мамедов? Разве можно остаться недовольным собой, совершив за одну жизнь дел, хвативших бы на десяток жизней?

Его несложно понять. Чем больше человек знает, тем более он требователен к себе. Именно эта требовательность, должно быть, и заставляет больше работать, больше читать, учиться без устали, жить с удовольствием.

В своей статье (если это можно назвать статьёй, я даже не знаю, к какому жанру отнести эти записи) почти от начала до конца я постаралась говорить словами самого мастера. Пусть будет более убедительно. Пусть из конкретного рассказа читатель сам делает выводы.

О нём ещё много несказанного. Описана лишь малая часть его деятельности. Если человек не расплещет ни капли из чаши своей жизни, а распорядится ею с умом, то, как видите, лишь перечисление его трудов может сложиться в книжные тома. Впервые за 30 лет работы я замешкалась, не зная с чего начать, на чём остановить внимание — настолько много информации, которую хотелось бы донести до читателя. На одном дыхании изложить на газетной полосе всё услышанное, конечно же, не удалось.

Пусть наш шутник всегда будет жизнерадостным, с настроением как в песне «Кейпим кёк», и в следующем сне пусть будет удостоен возраста Гёроглы. Мастеру, утверждающему: «Нам, певцам, кислорода нужно вдвое больше, что обыкновенным людям, поэтому мы не может не петь», мне хочется ответить: «А такие рьяные деятели, как вы, вдвое больше нужны обществу». И ещё хочется назвать вас живой энциклопедией туркменской национальной культуры и искусства.

Парахат Черкезова.

[1] Дивана (туркм.) — одержимый.

[2] Мурат (туркм.) — стремление, цель, намерение.